Старый Оскол

Договорились встретиться на вокзале в десять утра. Решили тогда нашей группкой по изучению осознанных сновидений разобраться в психоделических влияниях гликодина. У Игоря, члена нашего сообщества, в Старом Осколе жили друзья, настоящие профи психонавтики, местные алхимики, знающие тонкости «отбивания» лекарства от кашля, для получения максимального психоделического эффекта. К ним и держали путь.

Вещества никого из нас не увлекают. Ни тяжелые ни лёгкие. Даже так — мы против наркотиков. Многие из нашей группы даже кофе не пьют, некоторые и чай. Курящих вообще по пальцам пересчитать. Традиционно «наши» угорали по бухлу. Но это с Советских времён. Сейчас на встречах алкоголь — не более, чем инструмент.

***​

Я проспала. Солнце уже жарило через окно, духота страшная — середина июля. Проснулась в час дня от звонка Ксюши. Говорит, взволнованно, что проспала.

Мы упустили группу.

— Не волнуйся, — говорю, хриплым с пробуждения голосом, — встретимся через час на вокзале, и доедем.

Быстро оделась, в сумку взяла лёгкий плед, на всякий случай. По дороге купила колбасу и хлеб, и конечно воды. Через тридцать минут была на месте. Увидела Ксюшу, прекрасную студентку, русоволосую и грудастую, с выразительными глазами, готовыми разобрать на кирпичики каждого.

На кассе оплатили билеты, но оказалось, что наш автобус уже ушел. А следующий будет не ранее чем через два часа. Прикинув хуй к носу, побрели по трассе. Или поймаем следующий автобус, или автостопом доберёмся.

Через час пути, пока болтали о том, о сём, мы на каждую редкую машину поднимали большой палец. В итоге остановилось Рено Дастер, черного цвета. Водитель простой мужичок, под лобовым стеклом плюшевая акула, с плюшевыми белыми зубами. Я напряглась, а Ксюша затолкала меня в машину.

Доехали хорошо, водитель даже денег не взял. За дело взялась Ксюша – заболтала водилу. Рассказала, что мы матёрые путешественницы, и обошли чуть ли не всю Россию. Водитель был в восторге. С воодушевлением рассказал, что как-то был в командировке на дальнем востоке, а в юности воевал в Чечне. Ксюша увлекалась, а я боялась.

Вышли в Старом Осколе, поспрошались с водителем. Ксюша сразу обниматься полезла — её трясло:

— Ты видела какая акула там была? А что он про войну говорил?!

— Я чуть не умерла от страха!

— Я тоже. Пришлось выдумывать на ходу.. хорошо, что он ответил.

***​

Старый Оскол встретил нас духом загнивающей провинции. Утопающие в болотах хрущевки. Яркая реклама на домах. В городе витал дух отчаяния и безысходности. На остановке встретил Игорь. Патлатый анархист и духовный искатель. Легендарная в Воронеже личность. Он вместе со Снорком обустроил первую коммуну их движения за спасение бомжей и обездоленных. Улыбчивый, худой, бородатый. Повёл в магазин, закупить грейпфрутового сока — без него гликодиновую эссенцию нельзя пить.

Провёл в квартиру алхимиков. Обычная пятиэтажная хрущёвка в типичном умирающем дворе. Всё как в Воронеже, только хуже и меньше. Улицы безлюдны, несмотря на лето не видно детей, хотя им и негде гулять — казалось бы обычный двор, у нас там можно встретить двух-трёх детей и пару дворовых собак и кошек. Тут — ничего.

Поднялись на четвертый этаж, типичная двушка. Только пышет жаром, потому что на плите отбивают колдовское варево гликодиновой смеси. Встретили хозяева, обнажённые по пояс:

— А-а-а! Вот и вы! — ребята полезли обниматься.

Два парня, костлявые, загорелые. Один, лицом похожий на Хоя, заявил:

— Мало сока взяли! Надо будет по дороге докупиться. Мы вот гликодин всю неделю закупали по разным аптекам, чтобы подозрения не вызывать. Это с виду сироп от кашля. А на деле – шаманский инструмент познания мира духов. С вас, кстати, по 500 рублей.

Мы с Ксюшей расплатились тому, что напоминал Летова, бородатый и полноватый. И вошли в квартиру.

***​

Мне сразу на шею бросилась Настя. Она родом из Узбекистана. Её мать отец бросил давным давно, и она с мамой кое-как выживали в Воронеже:

— Слышала твоя бывшая теперь с Джимми встречается. Даже в США ездили, на премьеру новых мстителей. И автограф у Дауни Младшего взяли. Вот круто, да?

— Да похуй мне на Марину, — говорю, а у самой сердце ёкает. Всё-таки люблю её. Даже после разлуки. Глупо всё вышло, и очень обычно.

Настя была боса и дика.

Я хорошо помню нашу первую встречу в группе — меня поразила её открытость. Я пришла гостем в чужую квартиру, а она сидела, пила чай, сложив ноги по-турецки, при этом задрав летнее платье, и оголив трусики. Она уставилась на меня и спросила:

— Ты кто?

Я смотрела на её трусики, во рту пересохло от волнения и непонимания, и всё что я могла выдавить:

— Не скажу.

А Настя аж загорелась интересом — как это так? Кто-то и не скажет кто это? У них так не принято.

Они открыты.

***​

Игорь гитару взял и сыграл что-то из Гражданской Обороны. Не очень попал в аккорды, и голосом не вышел. Но мы как-то стушевались. Лучше его неловкость, чем наша.

Тут вышел хозяин квартиры, отбивающий гликодин:

— Раствор готов. Можем ехать.

Наш план простой. Отбить смесь, и употребить. Лучшее место, жарким летом – природа. Самые ебеня. Старый Оскол – ну что если не это? Но нужно подальше, еще немного. Отъехать в область области. И пройтись еще дальше. Там где вообще нет ничего и никого.

Собрались, поехали. На маршрутке, по депрессивному городу. Вечерело. Старый Оскол и днём страшный городок. А вечером это просто кричащий ужас. Благо мы отдалялись от него на окраину. Пока ехали, в окно мы видели, как ломались души погибающих от нищеты и безысходности людей. Серый городок на краю мира. Вышли на пустыре — конечная.

Прошли еще вглубь пригорода. Всё безумно пустое и брошенное. У меня промелькнула мысль, что будь мы настоящими наркоманами, нам бы не пришлось прятаться так далеко. Сам город уже брошен. Но наше путешествие не игра в прятки. У нас духовная практика.

Далеко за городом, далеко за просёлками, посреди поля, бог знает где, мы остановились. Парень похожий на Хоя говорит:

— Пока светло, и до точки еще полчаса идти, нужно выпить смесь. Когда дойдем – заберёт.

Неуклюже произнесли тосты по очереди. Выпили горькую смесь, запивая грейпфрутовым соком. И двинули в леса еще дальше от людских глаз. Через поля подсолнухов и вдоль железной дороги.

Через промзоны, огороженные колючей проволокой. Идем, шутим, беседуем. В какой-то момент Игорь так разволновался, что упал в лужу. Измазался по шею. Мы смеёмся — неужто уже приход словил? Он расстроился, и шел позади нас.

***​

Дошли до поляны, между железной дорогой и лесополосой. Уютное местечко. Чистое и просторное. Игорь разбил палатку в лесу, скрыв её от посторонних глаз, но на удобной почве. И тут началось…

Настя легла на ковёр травы и проявила чудеса гимнастики, раздвигая ноги и изгибаясь. Друг Игоря, не помню его имени, кувыркался через голову, как колобок. Ксюша ушла в лес, бормоча что-то про себя. А Игорь, бормоча стихотворения, бродил по округе.

Всё случись как-то слишком внезапно и быстро.

— А что мы ночью делать будем, как согреемся? — спросила Ксюша.

Парень с лицом Хоя собрал хворост и сказал, что это костёр. Я в это время решила посмотреть как устроена палатка. Посмотрела, нормально. Внутри все вещи, Игорь молодец, умудрился туда и запас продуктов спрятать. Вернулась когда Ксюша каталась спиной по «костру», так его назвали друзья Игоря — куча веток. Всем было весело. А я стояла, смотрела по сторонам, на железную дорогу рядом и ребят, и не очень понимала в чем прикол. Мне внезапно захотелось доебаться до Насти. До того она была прекрасна — каталась по зелёной траве, словно восточный колобок, туда-сюда. Делала растяжку, ноги летели в разные стороны, а глаза стреляли лучами радостного счастья. Тут смотрю — Игорь тоже любуется Настей. Спрашиваю:

— Что это ты Игорёк, на цыганочку смотришь? — мы так Настю называли, за смуглую кожу.

— Люблю её, — выдыхает, и убегает в заросли.

Потом парень с лицом Хоя говорит:

— А пошли в тоннель!

И все пошли. По железной дороге как поезд проехал, и меня немного накрыло беспокойством. Говорю им:

— Ебанутые, сидите на лужайке. Какой тоннель, вас поездом размажет и пиздец.

Отмахнулись и съебали. Делать нечего, бреду за ними. Где-то в кустах слышу шептание:

— Милое древо, прекрасное и долговечное, о чем твои печали?

Перехожу железную дорогу, неуклюже спускаюсь к кустам и вижу Ксюшу. Стоит в обнимку с деревом и говорит:

— Прекрасен птиц полёт, да конечен, всё подчиняется законам природы. Всему есть начало и конец.

Говорю ей:

— Ксюша, ты ебанулась? Ты с деревом говоришь. Неужели тебя так гликодин взял?

Она вздрогнула, отступила от дерева и говорит:

— Вообще нет. Просто хотелось быть на волне. Вообще эта вся тема полный развод.

— Ну и пошли в палатку.

— А остальные?

Блядь, думаю. За остальными ебанами теперь присмареть надо. А уже темно, на два шага вперед ничего не видно. И хуй пойми где находимся. В настоящих ебенях. Ведь что такое Старый Оскол? А мы еще за его границы вышли. Даже в гугле этих мест нет. Просто ебеня.

Говорю:
— Ща найдем их, они про трубу говорили, не ссы. Рядом будь.

Хватает меня за руку, идем, оступаясь в темноте по лесным тропам. Слышим мелодичное и гулкое «ооом», идем на звук. Выходим к железной дороге, находим тоннель под железной дорогой. В нём сидят наши ребята. Хой волосы на голове рвёт, Игорь колени обхватил и качается. Второго друга нет. Настя рядом танцует. Тормошу Игоря за плечо:

— Слушай, пошли в палатку. Там продолжим. Нахуй тут сидеть? Мочой воняет.

Он посмотрел на меня, так диковато. Может плохой свет сыграл, но я увидела в его лице другого человека. Запуганного. Будто поймали на преступлении. Он дёрнулся и сказал:

— Пошли. Помнишь где палатка? — я киваю. — Я видел, что мы это не мы вовсе. Мы давно умерли! А сейчас живём и горим в аду своих фантазий. И всё, что с нами происходит не более чем бред нашего воображения. Но это взаимосвязанное воображение, понимаешь? Я своей жизнью влияю на твою, а ты на мою. Мы неразлучны в этом. Я увидел свою жизнь от рождения и до этой трубы, под железнодорожным мостом. Мы все спим, понимаешь?

Хлопаю его по плечу, мол, поебать на твои припадки. Беру Настю и Ксюшу под руки и веду к палатке. Доходим до места. Парень с лицом Хоя говорит:

— Мы тут все не поместимся. Я возьму Настю с собой домой. Друг мой убежал, но он ориентируется хорошо. Веберется. А вы тут втроём заночуйте. Утром Игорь вас выведет.

Взял Настю под руку и увёл, пару раз споткнулся, упав в грязь лицом.

***​

Затолкали Игоря в палатку, уложили. Кое-как разместились. Комары в палатку рвутся. Накрылись пледом из моей сумки. Ложусь на бок, и осторожно обнимаю Ксюшу.

Говорит:

— У него носки воняют как у бомжа.

Игорь хнычет. Ворочается во сне. А носки правда смердят как у покойника. Обнимаю Ксюшу, слегка касаюсь груди рукой. Сама жмусь.

В какой-то момент за палаткой, помимо постоянного жужжания комаров послышался треск:

— Друзья Игоря, наверное? — пробурчала засыпающая Ксюша.

Игорь мертвецки спал.

Треск продолжался. И комары даже стухнули. К треску ветвей прибавилось сиплое, похрюкивающее дыхание крупного зверя. Мы с Ксюшей как-то молча и спросони прижались к Игорю:

— Медведь?
— Может белка?

Вжались друг в друга. А потом всё кончилось.

Побоялись и хватит. Но обниматься не перестали.

Так и уснули.

Проснувшись свернули палатку. Позавтракали колбасой и хлебом, что я купила прошлым днём. Отправились в обратный путь, через пшеничные и подсолнечные поля, под летним утренним солнцем. Удивительно — по пути сюда, было совсем не так красиво!

Проходя городскую среду, Игорь заговорил. Он сказал, что провёл детство в тех полях. Мы с Ксюшей слушали и кивали. А еще Игорь заявил, что у него с рождения какое-то ДЦП, но прибившись к нашей группе, и глядя на меня и Ксюшу он всё поборол и стал нормальным человеком. И носки стирать будет исправно.

На остановке встретили Настю. Сели на междугородний автобус и поехали домой. Все вместе.

Настя рассказала, что парень похожий на Хоя, когда привёл её домой, снял с себя штаны и трусы. И долго перед ней извинялся. Потом выделил ей кровать, а сам лёг под стол на кухне. Она смеялась от души.

Игорь был мрачен. Только и сказал, что так он себе это и представлял. Вернулись домой.