Я уеду жить в Лондон

Обычная мимолётная истерика. Пройдёт. Чё там не работает, в Лондоне-то?
Как она получила ВНЖ, если она не может на работу устроиться? В Лондоне. Это надо, как минимум, быть забыл как там её Мария "любой в нулевых мог поехать учиться в Лондон" что-то там.

Пинта эля не в то горло попала?

Кажется, проблема не снаружи, а внутри

Её проблема в том, что её иллюзии (она мечтала) разбились о реальность. Отсюда такая реакция.

Иллюзии, мистер Андерсон, причуды восприятия

Спойлер: Отрывок из Фрегата Паллада (Гончарова)

Самый Британский музеум, о котором я так неблагосклонно отозвался за то, что он поглотил меня на целое утро в своих громадных сумрачных залах, когда мне хотелось на свет Божий, смотреть всё живое, — он разве не есть огромная сокровищница, в которой не только ученый, художник, даже просто фланёр, зевака, почерпнет какое-нибудь знание, уйдет с идеей обогатить память свою не одним фактом? И сколько таких заведений по всем частям, и почти даром! Между прочим, я посвятил с особенным удовольствием целое утро обозрению зоологического сада. Здесь уже я видел не мумии и не чучелы животных, как в музеуме, а живую тварь, собранную со всего мира. Здесь до значительной степени можно наблюдать некоторые стороны жизни животных почти в естественном состоянии. Это постоянная лекция, наглядная, осязательная, в лицах, со всеми подробностями, и отличная прогулка в то же время. Сверх того, всякому посетителю в этой прогулке предоставлено полное право наслаждаться сознанием, что он «царь творения» — и всё это за шиллинг.

Наконец, если нечего больше осматривать, осматривайте просто магазины: многие из них тоже своего рода музеи — товаров. Обилие, роскошь, вкус и раскладка товаров поражают до уныния. Богатство подавляет воображение. «Кто и где покупатели?» — спрашиваешь себя, заглядывая и боясь войти в эти мраморные, малахитовые, хрустальные и бронзовые чертоги, перед которыми вся шехеразада покажется детскою сказкой. Перед четырехаршинными зеркальными стеклами можно стоять по целым часам и вглядываться в эти кучи тканей, драгоценных камней, фарфора, серебра. На большей части товаров выставлены цены; и если увидишь цену, доступную карману, то нет средства не войти и не купить чего-нибудь. Я после каждой прогулки возвращаюсь домой с набитыми всякой всячиной карманами, и потом, выкладывая каждую вещь на стол, принужден сознаваться, что вот это вовсе не нужно, это у меня есть и т. д. Купишь книгу, которой не прочтешь, пару пистолетов, без надежды стрелять из них, фарфору, который на море и не нужен, и неудобен в употреблении, сигарочницу, палку с кинжалом и т. п. Но прошу защититься от этого соблазна на каждом шагу при этой дешевизне!

К этому еще прибавьте, что всякую покупку, которую нельзя положить в карман, вам принесут на дом, и почти всегда прежде, нежели вы сами воротитесь. Но при этом не забудьте взять от купца счет с распиской в получении денег, — так мне советовали делать; да и купцы, не дожидаясь требования, сами торопятся дать счет. Случается иногда, без этой предосторожности, заплатить вторично. Я бы, вдобавок к этому, посоветовал еще узнать до покупки цену вещи в двух-трех магазинах, потому что нигде нет такого произвола, какой царствует здесь в назначении цены вещам. Купец назначает, кажется, цену, смотря по физиономии покупателя. В одном магазине женщина спросила с меня за какую-то безделку два шиллинга, а муж пришел и потребовал пять. Узнав, что вещь продана за два шиллинга, он исподтишка шипел на жену всё время, пока я был в магазине. В одном магазине за пальто спросят четыре фунта, а рядом, из той же материи, — семь.

Глядя на все фокусы и мелочи английской изобретательности, отец Аввакум, живший в Китае, сравнил англичан с китайцами по мелочной, микроскопической деятельности, по стремлению к торгашеству и по некоторым другим причинам. Американский замок, о котором я упомянул, — это такой замок, который так запирается, что и сам хозяин подчас не отопрет. Прежде был принят в здешних государственных кассах, между прочим в банке, какой-то тоже неотпираемый замок; по крайней мере он долго слыл таким. Но явился американец, вызвался отпереть его — и действительно отпер. Потом он предложил изобретенный им замок и назначил премию, если отопрут. Замок был отдан экспертам, трем самым ловким мошенникам, приглашенным для этого из портсмутской тюрьмы. Знаменитые отпиратели всяких дверей и сундуков, снабженные всеми нужными инструментами, пробились трое суток, ничего не сделали и объявили замок — неотпираемым. Вследствие этого он принят теперь в казенных местах вместо прежнего. Весь секрет, сколько я мог понять из объяснений содержателя магазина, где продаются эти замки, заключается в бородке ключа, в которую каждый раз, когда надо запереть ящик или дверь, может быть вставляемо произвольное число пластинок. Нельзя отпереть замка иначе как зная, сколько именно вставлено пластинок и каким образом они расположены; а пластинок много. Есть замки и для колоссальных дверей, и для маленьких шкатулок, ценой от 10 ф. стерлингов до 10 шиллингов. Хитро, не правда ли?
....
Замечу, между прочим, что всё здесь стремится к тому, чтоб устроить образ жизни как можно проще, удобнее и комфортабельнее. Сколько выдумок для этого, сколько потрачено гения изобретательности на машинки, пружинки, таблицы и другие остроумные способы, чтоб человеку было просто и хорошо жить! Если обстановить этими выдумками, машинками, пружинками и таблицами жизнь человека, то можно в pendant20 к вопросу о том, «достовернее ли стала история с тех пор, как размножились ее источники» — поставить вопрос, «удобнее ли стало жить на свете с тех пор, как размножились удобства?»

Новейший англичанин не должен просыпаться сам; еще хуже, если его будит слуга: это варварство, отсталость, и притом слуги дороги в Лондоне. Он просыпается по будильнику. Умывшись посредством машинки и надев вымытое паром белье, он садится к столу, кладет ноги в назначенный для того ящик, обитый мехом, и готовит себе, с помощью пара же, в три секунды бифштекс или котлету и запивает чаем, потом принимается за газету. Это тоже удобство — одолеть лист «Times» или «Herald»: иначе он будет глух и нем целый день. Кончив завтрак, он по одной таблице припоминает, какое число и какой день сегодня, справляется, что делать, берет машинку, которая сама делает выкладки: припоминать и считать в голове неудобно. Потом идет со двора. Я не упоминаю о том, что двери перед ним отворяются и затворяются взад и вперед почти сами. Ему надо побывать в банке, потом в трех городах, поспеть на биржу, не опоздать в заседание парламента. Он всё сделал благодаря удобствам. Вот он, поэтический образ, в черном фраке, в белом галстухе, обритый, остриженный, с удобством, то есть с зонтиком под мышкой, выглядывает из вагона, из кеба, мелькает на пароходах, сидит в таверне, плывет по Темзе, бродит по музеуму, скачет в парке! В промежутках он успел посмотреть травлю крыс, какие-нибудь мостки, купил колодки от сапог дюка. Мимоходом съел высиженного паром цыпленка, внес фунт стерлингов в пользу бедных. После того, покойный сознанием, что он прожил день по всем удобствам, что видел много замечательного, что у него есть дюк и паровые цыплята, что он выгодно продал на бирже партию бумажных одеял, а в парламенте свой голос, он садится обедать и, встав из-за стола не совсем твердо, вешает к шкафу и бюро неотпираемые замки, снимает с себя машинкой сапоги, заводит будильник и ложится спать. Вся машина засыпает.

Облако английского тумана, пропитанное паром и дымом каменного угля, скрывает от меня этот образ. Оно проносится, и я вижу другое. Вижу где-то далеко отсюда, в просторной комнате, на трех перинах, глубоко спящего человека: он и обеими руками, и одеялом закрыл себе голову, но мухи нашли свободные места, кучками уселись на щеке и на шее. Спящий не тревожится этим. Будильника нет в комнате, но есть дедовские часы: они каждый час свистеньем, хрипеньем и всхлипываньем пробуют нарушить этот сон — и всё напрасно. Хозяин мирно почивает; он не проснулся, когда посланная от барыни Парашка будить к чаю, после троекратного тщетного зова, потолкала спящего хотя женскими, но довольно жесткими кулаками в ребра; даже когда слуга в деревенских сапогах, на солидных подошвах, с гвоздями, трижды входил и выходил, потрясая половицы. И солнце обжигало сначала темя, потом висок спящего — и всё почивал он. Неизвестно, когда проснулся бы он сам собою, разве когда не стало бы уже человеческой мочи спать, когда нервы и мускулы настойчиво потребовали бы деятельности. Он пробудился оттого, что ему приснился дурной сон: его кто-то начал душить во сне, но вдруг раздался отчаянный крик петуха под окном — и барин проснулся, обливаясь потом. Он побранил было петуха, этот живой будильник, но, взглянув на дедовские часы, замолчал. Проснулся он, сидит и недоумевает, как он так заспался, и не верит, что его будили, что солнце уж высоко, что приказчик два раза приходил за приказаниями, что самовар трижды перекипел. «Что вы нейдете сюда?» — ласково говорит ему голос из другой комнаты. «Да вот одного сапога не найду, — отвечает он, шаря ногой под кроватью, — и панталоны куда-то запропастились. Где Егорка?» Справляются насчет Егорки и узнают, что он отправился рыбу ловить бреднем в обществе некоторых любителей из дворовых людей. И пока бегут не спеша за Егоркой на пруд, а Ваньку отыскивают по задним дворам или Митьку извлекают из глубины девичьей, барин мается, сидя на постеле с одним сапогом в руках, и сокрушается об отсутствии другого. Но всё приведено в порядок: сапог еще с вечера затащила в угол под диван Мимишка, а панталоны оказались висящими на дровах, где второпях забыл их Егорка, чистивший платье и внезапно приглашенный товарищами участвовать в рыбной ловле. Сильно бы вымыли ему голову, но Егорка принес к обеду целую корзину карасей, сотни две раков да еще барчонку сделал дудочку из камыша, а барышне достал два водяных цветка, за которыми, чуть не с опасностью жизни, лазил по горло в воду на средину пруда. Напившись чаю, приступают к завтраку: подадут битого мяса с сметаной, сковородку грибов или каши, разогреют вчерашнее жаркое, детям изготовят манный суп — всякому найдут что-нибудь по вкусу. Наступает время деятельности. Барину по городам ездить не нужно: он ездит в город только на ярмарку раз в год да на выборы: и то и другое еще далеко. Он берет календарь, справляется, какого святого в тот день: нет ли именинников, не надо ли послать поздравить. От соседа за прошлый месяц пришлют все газеты разом, и целый дом запасается новостями надолго. Пора по работам; пришел приказчик — в третий раз.

«Что скажешь, Прохор?» — говорит барин небрежно. Но Прохор ничего не говорит; он еще небрежнее достает со стены машинку, то есть счеты, и подает барину, а сам, выставив одну ногу вперед, а руки заложив назад, становится поодаль. «Сколько чего?» — спрашивает барин, готовясь класть на счетах. «Овса в город отпущено на прошлой неделе семьдесят...» — хочется сказать — пять четвертей. «Семьдесят девять», — договаривает барин и кладет на счетах. «Семьдесят девять, — мрачно повторяет приказчик и думает: — Экая память-то мужицкая, а еще барин! сосед-то барин, слышь, ничего не помнит...»

— А наведывались купцы о хлебе? — вдруг спросил барин, подняв очки на лоб и взглянув на приказчика.

— Был один вчера.

— Ну?

— Дешево дает.

— Однако?

— Два рубля.

— С гривной? — спросил барин.

Молчит приказчик: купец, точно, с гривной давал. Да как же барин-то узнал? ведь он не видел купца! Решено было, что приказчик поедет в город на той неделе и там покончит дело.

— Что ж ты не скажешь? — вопрошает барин.

— Он обещал побывать опять, — говорит приказчик.

— Знаю, — говорит барин.

«Как знает? — думал приказчик, — ведь купец не обещал...»

— Он завтра к батюшке за медом заедет, а оттуда ко мне, и ты приди, и мещанин будет.

Приказчик всё мрачней и мрачней.

— Слушаю-с, — говорит он сквозь зубы.

Барин помнит даже, что в третьем году Василий Васильевич продал хлеб по три рубля, в прошлом дешевле, а Иван Иваныч по три с четвертью. То в поле чужих мужиков встретит да спросит, то напишет кто-нибудь из города, а не то так, видно, во сне приснится покупщик, и цена тоже. Недаром долго спит. И щелкают они на счетах с приказчиком иногда всё утро или целый вечер, так что тоску наведут на жену и детей, а приказчик выйдет весь в поту из кабинета, как будто верст за тридцать на богомолье пешком ходил.

— Ну, что еще? — спрашивает барин. Но в это время раздался стук на мосту. Барин поглядел в окно. «Кто-то едет?» — сказал он, и приказчик взглянул. «Иван Петрович, — говорит приказчик, — в двух колясках».

— А! — радостно восклицает барин, отодвигая счеты. — Ну, ступай; ужо вечером как-нибудь улучим минуту да сосчитаемся. А теперь пошли-ка Антипку с Мишкой на болото да в лес десятков пять дичи к обеду наколотить: видишь, дорогие гости приехали!

Завтрак снова является на столе, после завтрака кофе. Иван Петрович приехал на три дня с женой, с детьми, и с гувернером, и с гувернанткой, с нянькой, с двумя кучерами и с двумя лакеями. Их привезли восемь лошадей: всё это поступило на трехдневное содержание хозяина. Иван Петрович дальний родня ему по жене: не приехать же ему за пятьдесят верст — только пообедать! После объятий начался подробный рассказ о трудностях и опасностях этого полуторасуточного переезда.

— Пообедав вчера, выехали мы, благословясь, около вечерен, спешили засветло проехать Волчий Вражек, а остальные пятнадцать верст ехали в темноте — зги Божией не видать! Ночью поднялась гроза, страсть какая — Боже упаси! Какие яровые у Василья Степаныча, видели?

— Как же, нарочно ездил. Слышали, уж он запродал хлеб. А каковы овсы у вас?

И пошла беседа на три дня.

Дамы пойдут в сад и оранжерею, а барин с гостем отправились по гумнам, по полям, на мельницу, на луга. В этой прогулке уместились три английские города, биржа. Хозяин осмотрел каждый уголок; нужды нет, что хлеб еще на корню, а он прикинул в уме, что у него окажется в наличности по истечении года, сколько он пошлет сыну в гвардию, сколько заплатит за дочь в институт. Обед гомерический, ужин такой же. Потом, забыв вынуть ключи их тульских замков у бюро и шкафов, стелют пуховики, которых достанет всем, сколько бы гостей ни приехало. Живая машина стаскивает с барина сапоги, которые, может быть, опять затащит Мимишка под диван, а панталоны Егорка опять забудет на дровах.

Что же? среди этой деятельной лени и ленивой деятельности нет и помина о бедных, о благотворительных обществах, нет заботливой руки, которая бы... Мне видится длинный ряд бедных изб, до половины занесенных снегом. По тропинке с трудом пробирается мужичок в заплатах. У него висит холстинная сума через плечо, в руках длинный посох, какой носили древние. Он подходит к избе и колотит посохом, приговаривая: «Сотворите святую милостыню». Одна из щелей, закрытых крошечным стеклом, отодвигается, высовывается обнаженная загорелая рука с краюхою хлеба. «Прими, Христа ради!» — говорит голос. Краюха падает в мешок, окошко захлопывается. Нищий, крестясь, идет к следующей избе: тот же стук, те же слова и такая же краюха падает в суму. И сколько бы ни прошло старцев, богомольцев, убогих, калек, перед каждым отодвигается крошечное окно, каждый услышит: «Прими, Христа ради», загорелая рука не устает высовываться, краюха хлеба неизбежно падает в каждую подставленную суму.

А барин, стало быть, живет в себя, «в свое брюхо», как говорят в той стороне? Стало быть, он никогда не освежит души своей волнением при взгляде на бедного, не брызнет слеза на отекшие от сна щеки? И когда он считает барыши за не сжатый еще хлеб, он не отделяет несколько сот рублей послать в какое-нибудь заведение, поддержать соседа? Нет, не отделяет в уме ни копейки, а отделит разве столько-то четвертей ржи, овса, гречихи, да того-сего, да с скотного двора телят, поросят, гусей, да меду с ульев, да гороху, моркови, грибов, да всего, чтоб к Рождеству послать столько-то четвертей родне, «седьмой воде на киселе», за сто верст, куда уж он посылает десять лет этот оброк, столько-то в год какому-то бедному чиновнику, который женился на сиротке, оставшейся после погорелого соседа, взятой еще отцом в дом и там воспитанной. Этому чиновнику посылают еще сто рублей деньгами к Пасхе, столько-то раздать у себя в деревне старым слугам, живущим на пенсии, а их много, да мужичкам, которые то ноги отморозили, ездивши по дрова, то обгорели, суша хлеб в овине, кого в дугу согнуло от какой-то лихой болести, так что спины не разогнет, у другого темная вода закрыла глаза. А как удивится гость, приехавший на целый день к нашему барину, когда, просидев утро в гостиной и не увидев никого, кроме хозяина и хозяйки, вдруг видит за обедом целую ватагу каких-то старичков и старушек, которые нахлынут из задних комнат и занимают «привычные места»! Они смотрят робко, говорят мало, но кушают много. И Боже сохрани попрекнуть их «куском»! Они почтительны и к хозяевам, и к гостям. Барин хватился своей табакерки в кармане, ищет глазами вокруг: один старичок побежал за ней, отыскал и принес. У барыни шаль спустилась с плеча; одна из старушек надела ее опять на плечо да тут же кстати поправила бантик на чепце. Спросишь, кто это такие? Про старушку скажут, что это одна «вдова», пожалуй назовут Настасьей Тихоновной, фамилию она почти забыла, а другие и подавно: она не нужна ей больше. Прибавят только, что она бедная дворянка, что муж у ней был игрок или спился с кругу и ничего не оставил. Про старичка, какого-нибудь Кузьму Петровича, скажут, что у него было душ двадцать, что холера избавила его от большей части из них, что землю он отдает внаем за двести рублей, которые посылает сыну, а сам «живет в людях».

И многие годы проходят так, и многие сотни уходят «куда-то» у барина, хотя денег, по-видимому, не бросают. Даже барыня, исполняя евангельскую заповедь и проходя сквозь бесконечный ряд нищих от обедни, тратит на это всего каких-нибудь рублей десять в год. Вот на выборах, в городе, оно заметно, куда деньги идут. Кончились выборы: предводитель берет лист бумаги и говорит: «Заключимте, милостивые государи, наши заседания посильным пожертвованием в пользу бедных нашей губернии да на школы, на больницы», — и пишет двести, триста рублей. А наш барин думал, что, купив жене два платья, мантилью, несколько чепцов, да вина, сахару, чаю и кофе на год, он уже может закрыть бумажник, в котором опочил изрядный запасный капиталец, годичная экономия. А вот тут вынимается сто рублей: стыдно же написать при всех двадцать пять, даже пятьдесят, когда Осип Осипыч и Михайло Михайлыч написали по сту. «Теперь, кажется, всё», — думает он. Вдруг у губернатора вечером губернаторша сама раздает гостям какие-то билеты. Что это такое? Билеты на лотерею с балом, спектаклем в пользу погоревших семейств. Губернаторша уж двоих упрекнула в скупости, и они поспешно взяли еще по нескольку билетов. За этим некуда уже тратить денег, только вот остался иностранец, который приехал учить гимнастике, да ему не повезло, а в числе гимнастических упражнений у него нет такой штуки, как выбираться из чужого города без денег, и он не знает, что делать. Дворяне сложились помочь ему добраться домой; недостает ста рублей: поглядывают на нашего барина... И вот к концу года выходит вовсе не тот счет в деньгах, какой он прикинул в уме, ходя по полям, когда хлеб был еще на корню... Не по машинке считал!

Но... однако... что вы скажете, друзья мои, прочитав это... эту... это письмо из Англии? куда я заехал? что описываю? скажете, конечно, что я повторяюсь, что я... не выезжал... Виноват: перед глазами всё еще мелькают родные и знакомые крыши, окна, лица, обычаи. Увижу новое, чужое и сейчас в уме прикину на свой аршин. Я ведь уж сказал вам, что искомый результат путешествия — это параллель между чужим и своим. Мы так глубоко вросли корнями у себя дома, что, куда и как надолго бы я ни заехал, я всюду унесу почву родной Обломовки на ногах, и никакие океаны не смоют ее!

Своих мозгов нет и не повезло встретить того, кто бы их имел.

Ну и речь конечно очень маркёрная

Хех, а я вернулся после 2.5 лет и много положительных эмоций

В Европах хорошо, но не мигранту, где жилье или аренда космических денег стоит.
Порой почти всю зарплату.
Со своим жильём не так напряжно жилось бы.

На самом деле скорее всего правда.
Особенно про работу, она правильно сказала, мигранту без знакомств найти работу тот еще квест. Сейчас рецессия во многих странах. Сам столкнулся с таким явлением , когда в стране на одну позицию сотни человек и месяцами не одного интервью. Даже в макдоналдьсы и стройки попасть невозможно. Тут сам запишешь такое видео.
Но пестрые заголовки государственных сайтов зазывают, что в стране не хватает рабочей силы и нужны иностранные "специалисты". А местные только охеревают, как у них работу уводят, да страну отбирают.
Видимо все по плану.

Смотрю и Германия ворота приоткрывает все шире.

Видел ее в тиктоке. Ну выбрала дорогую локацию, думать не умеет.

И для меня еще никогда не было понятно, почему носятся с этим дешевым интернетом. Он в любом случае составляет 1/30 - 1/100 дохода. Это как в Старбакс сходить. Смысл сравнивать

Это она ещё девчонка.

Расскажу свое имхо
Уехал в 22г (планы собрать трактор были еще до февраля 22), но события поторопили. До этого всю жизнь жил в МСК, но успел много где поездить по просторам необъятной (представление как живут люди не в МСК/Питере имею). За 2 года, 1 раз приезжал обратно, и словил себя на ощущении "обратного отпуска", когда гуляешь по городу, и просто кайфуешь (рассматриваешь все как турист, ходишь по кафе, паркам), просто наслаждаешься, не замечая вещей которые раньше напрягали и бесили, когда жил в МСК. Другой вопрос в Испании (не Мадрид и Барселона), первые 4-5 месяцев была эйфория, как буд-то приехал жить в отпуск, но пелена пропала и начался дауншифтинг. Квартиры действительно дорого снимать (особенно если никогда до этого не снимал впринципе жилье), любые сервисы хуже чем в МСК, цифровизация в разы ниже, поесть в кафе дороже, продукты в магазине по цене такие же как в МСК. И со всем этим мне избалованному Москвой пришлось мириться.
Медицина действительно дорогая, но не так как описали люди выше. У нас заличить кариес (без страховки) - стоит 50 евро, имплант под ключ (1200), коронка 300. С другой стороны, у меня случился апендицит, и тут его вырезали. 5 дней содержания в личной палате, со всеми расходами на операцию и лекарства, обошлись мне в 12 евро (1200 руб Карл), да это по страховке, за которую я плачу 400 евро в год.
Но мне абсолютно непонятно нытье людей, которые говорят как заебись в условной Москве или Питере снимать квартиру за 60к, и как дорого в европе, не учитывая факт что разный уровень зарплат, и для средней Московской зарплаты, снимать квартиру за 60к это половина зарплаты. Точно так же как и для европейцев. Это подходит и для всего остального.
Если вы всю жизнь играли на пвп сервере с донатом, а потом резко решили перейти на мелкорейт еще и зарубежный, еще и соло, где для того что бы заиметь хотя бы кармиан, нужно ебашить ебашить и еще раз ебашить, но к этому не были готовы - это исключительно ваши проблемы.
Потому что цель у вас была "свалить", а не "жить".
Все мы знаем, что на мелкорейте перспективы интереснее, и контента больше, да и донат не такой дизбалансный.
По итогу жизни 2х лет, на данный момент уверен, что сделал правильный выбор. Да сложно, да порой очень много бесячих вещей, но и плюсов тоже хватает - поверьте.

ужас какой, ох уж эти европы, плавала бы сейчас в своем балаково на плотике с друганами

Я верно понял, что все нытье связано с нехваткой денег?

Ирландия, краткий обзор:

1. С работы вечером веником гонят в 17 - не дай Бог овертайм
2. Никто не напрягается особо в работе, но и взамен тебя тоже никто напрягать не будет. Поэтому кафе до 17-18, дальше только пабы, плюс с 17 куча открывается семейных предприятий до 2 часов ночи- пица, катайская еда, бургеры, чипсы, лапша.
3. Базовая медицина нормальная, но медленная. Если решат что ты сможешь прожить ожидание - будешь ожидать. Приводят внорму быстро, без очередей. Медуслуги больше определнной базы все бесплатные. Зато в процессе ожидания голодным не оставят.
4. Доступность и удобство для всех всего - лифты и туалеты для колясочников, пандусы, все ок. Отношение к инвалидам в разы лучше чем у нас. Куча организаций занимаеться досугом старых и одиноких, плюс проезд по стране для всех этих групп бесплатный.
5. В хорошем смысле толерантность - всем плевать как ты одет и что делаешь в свободное время.
6. Интернет хороший, быстрый и не сильно дорогой - 34 евро 500 Мбит
7. Доступность Европы - на самолет часа за 2 при цене 35-50 за билет
8. Погода - круглый год весна, ни холодно ни жарко.
9. Если ты любой рабочей специальности (сантехник, электрик, строитель и прочее) и со знанием языка - жить будеть как сыр в масле

Основной минус - транспорт, 60 процентов территории Ирландии доступно только с машиной.
Из пункта 2 вытекает второй минус - бустануть прохождение государственных квестов и получение любых срочных и не очень услуг деньгами очень сложно, никто не хочет даже за доп. плату спину напрягать - первое время был очень удивлен ожидать ответа от рекрутеров месяц-два, приезда сантехника две-три недели, открытие карты в банке - месяц.

Основная видать проблема девочки с видео - общение. Мне легче, я с семьей. Одиночке очень трудно психологически. Хотя мой старший сын в институте нормально так задружился, ездят, тусят на всякие сьезды, гуляют в городе, играют в настолки, в онлайн игры вместе. Не знаю, наверное не всем подходит в принципе.

Девочка-зумер столкнулась с такими трудностями, как cultural barrier и labor rate.

Спойлер: Про labor rate

В данный момент сам нахожусь в одной из "бывших" англо-саксонских колоний, с наилучшим климатом.
Колоссальная разница между тем, сколько зарабатывает востребованный специалист и низко квалифицированный рабочий. В РФ это пробел в социальную ступеньку, или скорее в пролёт. В стране первого мира эту разницу можно приравнять к двум-трем походам в ресторан.

• Для системы иммигрант - это источник дохода (если речь не про паразита сбежавшего из осажденного хутора, вы не понимаете это другое) в виде налоговой нагрузки, обязательной платной страховки, арендной ставки, платных муниципальных услуг и далее по списку.
• Для местных иммигрант будет желанным рабочим (потому как местные не привыкли в труд), но также это индивид не разделяющий их ценности.

Спойлер: Про Cultural barrier

Развитым странам, где английский язык является родным присуща культура избегания конфликтов (в США может быть по другому, если речь идет о гетто или бизнесе). Это абсолютно противоположно нашему быту, когда ты буквально ждешь конфронтации на бытовой почве. Ты этим закалён. Ты ко всему готов.
По началу отсутствие пассивной \ активной агрессии со стороны социума подкупает и расслабляет, но это палка двух концах, т.к. создает огромный провал во взаимопонимании. Они привыкли догадываться о том, что думает собеседник, и им это дается легко, потому что выросли в одном среде \ социуме. Беда в том, что ты не видишь мир, их глазами (как и они твоими). Ты адаптируешься, но дистанцируешься. Недосказанность создает вакуум в отношениях. Как итог: разные ценности, опыт и мировосприятие. Друзьями с коренным населением не стать. Иммигрант всегда будет человеком второго сорта.
Выходит что Понаехам проще выстраивать социальные связи с такими же Понаехами. Пусть и из других стран, ведь вы проходите через те же трудности - быт иммигранта. Проще найти общий язык с Аргентинцами, Бразильцами, Чилийцами, Мексиканцами, Китайцами, чем найти точки соприкосновения с коренным населением, которое по своей сути privileged во всех смыслах.

Не раз ловил себя на мысли, что если бы не работа и счастливая жена рядом, уже бы уехал обратно в родные сугробы.

Проживая в Лимассоле на Кипре, я осознал, что каждый день придется из кожи вон лезть, чтобы обеспечивать своей семье достойный уровень жизни. На 2023 год нужно было примерно 6к евро в месяц чистыми на семью из 2 взрослых и 2 детей. Вариантов ВНЖ очень мало, и самый реальный, который моей семье сделал местный адвокат - через внешнее предпринимательство с внешним доходом, который надо заводить из внешней экономики в экономику Кипра. В этом варианте ВНЖ я и моя супруга были лишены права устраиваться на работу в местных компаниях, только организовать свою компанию и нанять сам себя. Честно говоря уже крепко об этом думал, но всячески оттягивал решение вопроса. В РФ я гражданин и есть много вариантов устроиться на работу разработчиком. Еще особенности нашего дома, которые мы познаем с детства. Как сказал ДЕГ, ориентация в своей местности. Если вкратце, то хороший уровень жизни реален, но для этого каждый гребанный день надо пахать, а дома я иногда могу немного расслабиться. Это еще притом, что у меня востребованная профессия опытного разработчика. Как себя чувствуют люди других профессий - подозреваю, очень трудно им. Мне кажется западное общество так устроено, там надо пахать, и это общество с радостью выжимает из тебя все эти соки.
В видео из поста я вижу, простите за выражение, ссыкуху, которая по моей интуиции ничего не умеет, и обществу скорее всего она не нужна. Пока у нее есть деньги, обстоятельства их сожрут, а затем все закончится.
Может быть скажу чушь, но очень хочется сострить такой аналогией Ломехуза переехала из муравейника к термитам и очень удивлена, что термиты не лижут ее пузо и не приносят поесть.