Работа "администратора ЭВМ"

Хуяста.

 

Чуть позже случилось.

Не совсем в тему, хотя вакансия почти та же. Но новую тему создавать без смысла, а всё-таки тяготит — наболело и негде выговориться. Простите меня.

*

Жаркий конец июня. Капризная погода словно обиделась на людей. Вчера весь день ветер ломал деревья, а дождь наводил на улицах грязь, но к вечеру солнце успело раскалить землю. Шесть часов утра. Холодным душем смываю липкие наваждения сна и вспоминаю, что нужно выходить в смену.

Проверяю почту, сообщения и новости. Неудачный запуск ракеты, дикие гомофобные законы, защита чувств верующих, повышение налогов, бесконечный суд Навального. Все как обычно — стабильно. Выгуляв собаку, отправляюсь на работу.

*

Улица встречает утренней свежестью. В наушниках, по радио, бодрый Стиллавин шутит и читает фрагмент «Любовь» Стивина Кинга. Рассказ под стать погоде — лёгкий и немного волнующий предстоящей развязкой. Дневные смены на работе начинаются также.

Сонный офисный ритм разгорается новыми задачами и проблемами, везде нужно успеть, вовремя среагировать и что-то придумать. И самое главное, по специфике работы, нужно зарядить позитивным настроем как можно больше людей. Хорошо хоть через Вконтакт. На реальность бы меня не хватило.

*

Улицу сжигает солнце. А мою душу до боли иссушает звенящее одиночество. Звоню Марине:
— Привет, пошли в кино сегодня вечером?
— Я работаю допоздна.
— Давай у тебя тогда посмотрим?
— Договорились.

С Мариной мы познакомились в Сети. Встречались пару раз в месяц, пьяно кувыркаясь в постели. Как-то она познакомила меня с друзьями. Толстые лесбы и манерные геи, тянущие гласные, но такие же простые, как и любой воронежец. Обсуждают машины, телефоны и знакомых. Я не знаю о чем с ними говорить. У меня вообще проблема с общением — начинаю дрожать, потеют ладони, вся сжимаюсь и не могу найти слов. Но ледяная боль одиночества толкает к поиску тепла.

*

После обеда появляется задание написать новость о конкурсе кукол ручной работы. Письмо с задачей проморгала, а когда увидела, до дедлайна осталось двадцать минут. Куклы. Нужно собраться с мыслями… точно! Буратино. Да, да, кукла ставшая человеком за своё доброе сердце. Отстукиваю по клавишам текст, первый вариант не плох, но чего-то не хватает. До сдачи десять минут. Развиваю мысль: руки мастера и окружение, принявшее куклу такой, какая она есть, помогли ей обрести сердце. Сдаю текст.

Приняли и опубликовали. Отлегло от сердца. У меня уже два выговора по работе. После третьего увольнение.

*

Смена кончилась в восемь вечера. Солнце багровым комом тяжело клонилось вниз, напоследок обжигая воздух. До квартиры Марины две остановки пешком. Покупаю коньяк, курю, и делаю пару глотков по дороге. Что мы будем смотреть? Комедию? Драму? Не важно, просто бы получить немного тепла.

У железной дороги слышу гудок поезда, и вижу пьяного парня, не идёт, а прыгает, как бабочка. Спотыкается и падает на рельсы. Поезд уже близко, выплёвываю сигарету, подбегаю и вытаскиваю его на обочину:
— Ты совсем дурак?
— А что?
— Тебя чуть не размазало!

Он ошалело смотрит на проезжающий поезд, встаёт и с улыбкой говорит:
— Чуть не сдох! А ты что, мой ангел?
— Хуянгел, в себя приди.

Суёт мне наушник:
— Послушай какая музыка красивая?

Отмахиваюсь, мимо вагоны грохочут.

— Да послушай.

Беру наушник, а там тишина.

— Звука нет, — говорю.
— В этом и дело, — заходится хохотом.

Довожу его до остановки, поддерживая за руку. Спрашиваю:
— Тебе куда ехать?
— Мне? Мне в Северный.

Подъезжает ПАЗик до Северного. Он пытается наскрести мелочь по карманам, роняет копейки. Беру его ладонь и даю ему деньги, толкаю в автобус. Он заходит, оборачивается и кричит:
— Ты мой ангел! Ты мне жизнь спасла! Найди меня во вконтакте! Меня Вовой звать!

*

Закатное солнце весело играет на куполах высоток. В переулках полно сумасшедших и бомжей, нагруженных тюками. У дороги сгорбленная бабка яростно крестит проезжающие машины. А меня мучает голод. Весь день не ела. Дохожу до квартиры Марины и набираю её:
— Я рядом.
— Да, хорошо, скоро буду. Погуляй пока.

В поисках магазина забредаю в незнакомые дворы, и выхожу к зданию ФСКН, в стёклах которого красиво отражается закат. Дальше частный сектор, в который странно вписан концертный зал и храм с памятником, погибшим в какой-то войне. Через несколько дворов нахожу магазин, и покупаю бутерброд. Звонок:
— Где ты?
— Недалеко от тебя, точно не скажу. Прошла ФСКН и концертный зал.
— Гуляй тогда еще, я думала, ты у дома будешь, через десять минут подъеду.

Темнеет. Ноги устали, нахожу заброшенную остановку, с наслаждением снимаю обувь и сажусь на лавку, по-турецки, подложив ноги под себя. Коньяк закусываю бутербродом, курю и читаю стихи Нельсона Младшего и Марты ЧЧ. Тишину прерывает мелодичное пение вечерних птиц. После трёх сигарет набираю Марину:
— Я тебя жду.
— Я в Отрожке, скоро буду.

Отрожка минутах в тридцати. Уже одиннадцать вечера. Хочется еще поесть, обуваюсь и иду в магазин. На что я надеюсь? Впрочем, я провожу вечер не так скучно, как обычно. В магазине беру связку бананов и шоколад. Останавливаюсь у витрины с алкоголем, и вижу абсент. Недавно читала заметки Евгения Головина о личности Артюра Рембо, и меня манит полынное зелье. Но оно слишком дорогое. Беру портвейн.

*

Вернувшись на заброшенную остановку, выпиваю портвейн, и понимаю, что хочу отлить. Отхожу в переулок и, присев с наслаждением мочусь. Мимо проходит мужик с двумя таксами. Пьяная усталость клонит в сон. Возвращаюсь на лавочку, и продолжаю чтение поэзии.

«Если б целыми днями не плакал
Монстр всё бы давно рассказал»

Это про меня. Я слишком часто себя жалею, на что-то надеюсь. Надежда — лестница в небо, а на вершине пусто, холодно и одиноко. «Рубите же эту лестницу!» наставлял Заратустра. В груди разливается печаль. Набираю Марину, телефон недоступен. Иду к ней домой.

В окне вижу свет, набираю домофон — тишина.

Открывается дверь, выходит парень, а я ныряю в подъезд. Поднимаюсь и зажимаю кнопку звонка. Тихо. Звоню еще и еще, долго держу палец на звонке, мерзкий звон эхом гуляет по подъезду. Выхожу на улицу и набираю Марину, ответ:
— Алло?
— Тебе не стыдно?
— Стыдно, буду через тридцать минут. Ты где?
— У твоей двери.
— Не стой там, соседи увидят.

*

Жду её на детской площадке во дворе. Портвейн закусываю бананом и шоколадом. Через двадцать минут она приезжает. На меня почти не смотрит:
— Ну давай, заходи… Не суди, да не судима будешь!

Поднимаемся к ней, мою руки. Спрашиваю:
— Не против, если заварю чай?
— Конечно.

Открываю один шкафчик, второй.
— Где у тебя чай?
— Я его не пью, — достаёт кофе, — на, завари.

Ставлю чайник. К ноге ластится её кошка. Спрашиваю:
— Знаешь, сколько я тебя ждала?
— Ну… не так долго.

Берёт кошку и трёт её пушистую мордочку, с холодным влажным носом, о мою щеку. На какой-то момент исступлённая тоска уступает веселью. Я уже готова её простить. Сейчас мы выпьем кофе и посмотрим кино. Хочу её поцеловать, но у неё звонок.

Слышу мужской голос:
— Где ты?
— Да дома я, где еще. Что с морем? Ну, давай потом обсудим…

Закуриваю, и вижу в пепельнице на столе окурки не только её сигарет. Говорю, глотая ком в горле:
— Я же тебя четыре часа ждала на улице. Мы договаривались. А ты тут была с кем-то.
— Вот такой у меня сволочной характер.
— Могла же сразу сказать, что не хочешь меня видеть, — открываю портвейн и делаю глоток, — Почему ты так со мной?
— Ты просто романтик, — смеётся, и набирает кого-то по телефону, — у меня юбилей! Я сегодня шесть лет как рассталась с бывшей.

Я заказываю такси, и обуваюсь. Открываю дверь, на выходе она хватает за руку:
— Ты чего? Не останешься?
— Ты больной человек. Я ведь просто хотела тепла.
— Давай без истерик только. Обсудим это не в подъезде.
— Соседей боишься? Боишься, что узнают, что тут живёт ненормальная? Что тут живёт лесба? Так ты она и есть! — вырываю руку и выбегаю на улицу.

*

Полночь. Такси еще нет. Портвейн пьянит, в горле ком досадной обиды. Хочется с кем-то поговорить. Навстречу мне, из арки между домов, выходит мужик с белым пакетом в руке. Спрашиваю:
— Извините, может у вас будет минута пообщаться?

Мужик сбавляет шаг. Я говорю, показывая бутылку портвейна:
— Выпить есть.
— Это другое дело. Но вообще я сюда зашел поссать.

Отходит в темноту, отливает. Мы садимся на детскую площадку, у песочницы.
— Андрей, — говорит.

Даю ему бутылку:
— В начале тост.

Он немного подумал:
— За жизнь!

Выпили. Закусили шоколадом. Говорю:
— Просто хочется тепла. Не понимаю жизни. Вокруг так много людей, но так одиноко.
— Всё нормально, малышка. Это просто бытовуха. Даже не жизнь. Я в Чечне был. Когда под обстрелом лежал, тогда и понял что такое жизнь. Все мои сослуживцы погибли. Вот они были живы, и вот их нет. Это мгновение действия, понимаешь?
— Не очень.
— Это когда у тебя нет места размышлениям, ты или жив или тебя уже нет.
— Наверное.
Берёт бутылку:
— Ну, тогда за действие!

Выпили. Закусывать не стали. Послушали ночных сверчков. Андрей говорит:
— За тишину.
Выпили еще. Голову кружит, говорю:
— У меня всё равно сердце разрывается от тоски и одиночества. Я сегодня хотела с подругой ночь провести, посмотреть фильмы. А она кинула меня, гуляла где-то с другими людьми.

Андрей глотнул еще портвейна, помолчал немного, и сказал:
— Ну и дура она. Но мы все люди. Ты брось загоняться. Ищи другого человека, может мужика какого. У меня жена была, двух сынов родила. Но не сошлось что-то. После войны вернулся и понял — не моё. И ты не сдавайся, как бы там ни было.

Поднимаю тост:
— За любовь.

*

Подходит парень, в одних шортах, тощий как жертва Бухенвальда.

Становится перед нами и начинает читать Есенина. Потом говорит:
— Я Юра, я юрист. Прикольно? Я сирота, дайте денег?
— Пошел на хуй, Юра! — хором с Андреем отвечаем.

Юра пожал плечами и ушел во тьму. В кармане пиликает мобильник. Такси скоро будет. Андрей говорит, показывая на белый пакет:
— В пакете торт. Несу его своей девушке. У неё два ребёнка, мальчик и девочка. Почти как у бывшей. Но эту люблю больше жизни. Веришь?
— Верю.
— Я перед ней очень виноват. Проиграл зарплату в игровых автоматах. С работой сложно, но стараюсь.
— Сколько проиграл?
— Две тысячи. Выдали аванс, и сразу понёс, как дурак.
— Знаешь, я как-то работала в этих игровых автоматах. И чувствую вину. Грязное это дело, — достаю из кармана три тысячи, и сую ему, — Не играй больше.

Андрей взял деньги, внимательно посмотрел мне в глаза:
— Я этого никогда не забуду. Обязательно верну.

В кармане жужжит телефон. Приехало такси. Мы пожали руки и попрощались.

*

Я не помню, как проезжала ночной Воронеж. Пьяно грезила о любви. По приезду домой, я долго не выходила из машины, и уткнув лицо в спинку пассажирского кресла рыдала. Водитель молчал. Когда наревелась — спросила:

— У вас будет время пообщаться?
— Времени у меня нет, простите. Я могу еще немного подождать, но вам лучше уйти.

Я заплатила, поднялась домой. И получила СМС от такси. Оказалось, что я села не в ту машину, и меня , в этой службе, больше не будут обслуживать. Умылась, и уснула.

 

Ну смотри. Пишу о жизни. О бытовухе. Жизненном опыте, о работе. Я слежу за правилами раздела и умещаюсь в них. Успела словить пару банов, выходя за рамки правил. Посидела в бане, когда выходила за рамки.

А так — делюсь опытом. Наболевшим. Если тебе прямо цель нужна — я искалеченная русской жизнью девушка, что жаждет внимания и понимания. С деньгами более-менее нормально сейчас, потому донатов не прошу. Но если нравлюсь — пиши. Если по теме вопросы есть, или свой опыт разделить можешь — буду рада. Это форум и социалочка.

 

Ну, я бы так не сказала. Вот от "Удушья" Паланика было мерзко и хотелось не только себя помыть, а ещё и книгу в серной кислоте искупать. А тут просто не очень приятно. Опустошение, нет любви и добра. Пустой мир Мордора, в который нужно вдыхать добрые чары.

Не обязательно все должно быть на самом деле из описанного. Может она так чувствует мир, а вы смеётесь и говорите что выдумывает. Не надо обижать художника. Пиши ещё. Правда, я после слов "меня зовут Вова, найди меня Вконтакте" дальше не читала, но определённо что-то есть в этом. Я дам тексту второй шанс.

 

С Юрой не хорошо получилось.

 

Значит нет в Воронеже ни игровых автоматов, ни поездов. =(

 

Вова был очень пьян. Это стоит понимать. Он еще никнейм называл, пока мы шли, и я его даже нашла, но это к сути отношения не имеет.

Мне вообще, конечно, стыдно заходить на сайт после таких откровений. Но и не писать не могу — душит. Нужно как-то переваривать происходящее, вот и пишу. В живую толком не обсудить такие вещи.

Крематорий у нас есть, пусть и без печи. И какие-то активности ведёт, в том числе по построению печки. Ребята планируют равивать бизнес, но их душат конкуренты с традиционных кладбищ. Я там по той причине и поработала немного. Колумбарий, к слову, тоже есть.

 

Юру я еще раз встретила случайно, примерно в том же районе. Он такой же полуголый был и полусумасшедший. Тусил в переходе у Цирка с уличными музыкантами. Как я поняла — он сумасшедший, и фанат Есенина. Известен тем, что тусит у памятника Есенина в местном сквере, и вроде как его охраняет. Кто-то еще сказал, что он пытался его то ли покрасить, то ли спилить и украсть. Точно не помню, и это с чужих слов было.

 

Колоритный Юра солнечный романтик значит.
Ты пиши еще, никого не слушай.