Интересное

Лет семь назад я в каком–то кухонном разговоре недальновидно издевался над технологией QR–кодов. Мол, это абсолютно технарская история, бизнесу и широким массам непонятная и неудобная.

Шли годы. Шли годы, и показывали, как я был тогда неправ. Сейчас почти все вокруг знают, что такое QR–коды, камера в каждом телефоне умеет их читать, они повсюду — на визитках, на билбордах, на подголовниках в такси. Разумеется, популярности технологии добавил коронавирус и хай–тек инструменты контроля от Собянина в Москве.

Сейчас эти инструменты контроля за москвичами находятся на стадии сырого бета–теста. Все разрозненно. Базы данных разбросаны по ведомствам. Ничего не стандартизировано. Однако в новостях уже говорят про цифровые паспорта. Про консолидацию государственных баз и единый API доступа к данным. И что же выходит?

Через несколько итераций напористых, м–м–м, реформ, цифровой паспорт заменяет собой все эти Тройки, учетки госуслуг, mos.ru, QR–коды вакцинации и пропусков, карту «МИР» в конце–концов. Как мечтали все конспирологи, один ID по которому ты дальше уже пробиваешься по остальным базам. Я уверен, что он будет доступен для сканирования в виде QR–кода. (Что это значит? Его можно будет набить на тыльной стороне руки или, например, затылке. Удобно!)

Окей, QR–код. Но одного кода мало.

Пандемия внесла в нашу культуру новый обряд, который доселе был видан только в ночных клубах: обязательный контроль посетителя на входе. Сканирование QR–кода, измерение температуры, наличие масок и перчаток. Меры абсолютно правильные. При этом однако формируется привычка: на входе в какие–то точки интереса — кафе, музеи, выставки, кино, общественный транспорт, такси — всегда проходить процедуру твоей проверки.

Что можно сделать дальше. Ввести единый QR–код–карту–паспорт с его обязательным контролем во всех общественных местах — от кафе и библиотек до метро и супермаркетов. И дальше управлять из одного центра доступом по куче признаков: возрасту, медицинским показаниям, тому как ты водишь в каршеринге, есть ли у тебя долги и не писал ли чего плохого про наш правящий истэблишмент.

Возможности по улучшению жизни города и его жителей это открывает просто безграничные. Помимо понятных применений — ограничению доступа ко всем социально интересным объектам носителям ковида и опасных мыслишек — оно дает интересные возможности по формированию новых общественных пространств.

Так, на Патриарших прудах можно будет пускать в заведения только людей с максимальной платежеспособностью по оценке интеллектуальной нейросети Сбера. Район превратится в этакий аналог Монако: в красивых и модных заведениях сидят очень дорого выглядящие люди. На тротуаре медленно прохаживается обычный народ и молча пожирает их глазами, изредка перешептываясь. Диалог между богачами и москвичами наконец–то будет налажен: первые смогут утонченно демонстрировать свое всеобщее превосходство, а вторые — убеждаться в справедливости своего положения в обществе.

На затылке надо делать, конечно; и женщин обязать стричься на лысо. Удобно снимать метрику с потока людей в метро.

За двадцать пять лет «Цивилизация» прошла не меньший путь развития, чем наша цивилизация — за пять тысячелетий. В ней появились возможности, которые в 90-е никто и представить не мог. Hапример, вы можете одержать над миром не только военную, но и религиозную или культурную победу. Eсли вы хотите, чтобы у вашей цивилизации появилась своя религия, вам придётся создать условия для появления пророка, который станет её основателем. Религии не привязаны к определённым народам. Вы вполне можете создать православие, играя за американцев, или основать синтоизм, будучи шумером.

Но есть два важных исключения из этих правил. Во-первых, если в игре участвуют арабы, у них автоматически появляется пророк, создающий ислам. А конголезцы (единственный чернокожий народ в шестой «Цивлизации»), напротив, не могут породить пророка никогда и ни при каких обстоятельствах. Они принимают исключительно религии, созданные другими. По мнению разработчиков игры, чёрных пророков просто не бывает. Чем более «Цивилизация» проработана и приближена к реальности, тем менее она политкорректна.

На моей памяти в «Цивилизации» появлялись и исчезали из неё шумеры, вавилоняне, ассирийцы, персы, карфагеняне, арабы, турки, испанцы, португальцы, австрийцы, голландцы, датчане, шведы, норвежцы, поляки, кельты, викинги, византийцы, скифы, монголы, японцы, индонезийцы, полинезийцы, эфиопы, зулусы, конголезцы, малийцы, сонгаи, ирокезы, инки, майя, сиу и бразильцы (и это только в основных версиях; в сценариях и модах порой можно встретить кого угодно, от вандалов до корейцев).

Но есть народы, неизменно присутствующие во всех базовых версиях «Цивилизации», от первой до шестой. Это те, без кого всемирная история немыслима. Их одиннадцать: египтяне, индийцы, китайцы, ацтеки, греки, римляне, англичане, французы, немцы, американцы и русские. Этот список не кажется мне идеальным, я составил бы его по-другому. Например, включил бы в состав избранных скорее арабов и испанцев, нежели ацтеков. Однако русские присутствуют даже в списке, в который не попали ни создатели одной из мировых религий, ни первооткрыватели и завоеватели Западного полушария. Без русских этот мир невообразим.

Во всех версиях «Цивилизации» можно строить Чудеса Света. В Civ-6 их тридцать, от Пирамид и Стоунхенджа до Сиднейской Оперы и стадиона Маракана. Два Чуда созданы русскими. Это Эрмитаж и Большой театр. В игре фигурируют великие люди (генералы, адмиралы, инженеры, учёные, торговцы, художники, писатели). Великих землян насчитывается 180. Русских среди них десять — Андрей Рублёв, Борис Орловский, Сергей Горшков, Сергей Королёв, Георгий Жуков, Марина Раскова, Пётр Чайковский, Дмитрий Менделеев, Александр Пушкин и Лев Толстой.

Итого, по версии разработчиков игры «Цивилизация-6», на долю русских приходится шесть с лишним процентов Чудес Света и пять с половиной процентов великих людей за все пять тысяч лет истории человечества. Если учесть, что речь идёт о народе, возникшем не более тысячи лет назад и составляющем менее двух процентов мирового населения, это феноменальный результат.

Русский царь был несоизмеримо богаче сына дворничихи, но яхты под британский флаг не прятал, зарубежную недвижимость имел как часть территории России. Деньги по офшорам не выводил, глумлимо не объявлял себя владельцем лишь прицепа Скиф.

Он Русский Царь!
В ходе первой всероссийской переписи населения Николай II в анкетной графе «род деятельности» написал знаменитые слова: «Хозяин земли русской».
Он и был хозяином.

Его страна была не авторитарной помойкой, раздающей русские деньги такими же советско азиатским сатрапиям, и уж тем более не была "кровавым царизмом".
Россия, во многом, позднее дошла до европейских укладов, потому все новое перенимала быстро. И тогда существовала традиция принижения своего, возвеличиванья и копированья запада, русские не понимали насколько они, с их позиций, не хуже!
Это было модерновое государство, с нереальными темпами роста всех сфер (записки Хрущёва о его заработке молодого слесаря или крестьянские хозяйства с кучей лошадей тому подтверждение).
Государство, старательно копировавшее лучшее с Запада, и создающее на этой основе своё национальное.
И потому довольно легко перенимала "либерализм нравов".

Эпоха Николая ни к какому крепостному праву не относится.

Как не забавно это сейчас звучит, РИ была наиболее мягкой и терпимой к инакомыслию страной (чуть ли не у каждого писателя было свое издание).
Во многом это её и погубило, дети (та самая русская интеллигенция, обильно поливающая говном Царя) решили, что им можно всё и что за это ничего не будет. Что можно убить Отца (т.е. единственного взрослого), пригласить в гости иностранных дядей и их (((носатых друзей))). И ЗАЖИВЕМ!

В "Солнечном ударе" очень хорошая сцена с обсуждением женской каторги при Царе, где революционеров не убивали по подвалам, не травили ядами, и даже не приковывали кандалами. Они жили в поселениях, часто выбирая квартиры, посещали библиотеки, цирюльни, лавки, вели корреспонденцию, им выписывались газеты!, они позировали для фото.
Считалось, что если человек имеет образование, или он просто "не животное" (потом то мы, конечно, узнаем), к нему и нельзя применять карательные меры.

Совки не любят демонстрировать статистику репрессий, цифры смертных казней, военного трибунала, ЦИФРЫ ГОЛОДА (даже приблизительные, совки не вели статистику геноцида).
И не случайно старательно прячут ту, что есть. Слишком наглядно и слишком страшно.

Два разных мира - Европа и Африка с каннибализмом (фото можно нагуглить).

Давайте попробуем лонгридик, для тех кто любит посложнее (с наскока такое нельзя, надо внимательно прочитать). Зато через понятные геймерские ассоциации, - отрывок:

До 1917го года "Россией", грубо говоря, был единственный юнит - Русский Царь. По силе он равнялся, ну скажем, миллиарду единиц игрового "здоровья". Или "опыта"? Пусть будет "здоровья". Конечно, были и другие юниты, но все они в сумме были меньше одного лишь Царя. Так было устроено общество, дальше я поясню почему (кое-какой свет на вопрос проливает Юлиус Эвола в "Языческом империализме").

Юниты наследников престола первых десяти очередей равнялись 10-100 млн единиц "здоровья", достигавшихся ими примерно к 30 годам. Юниты сотни высших аристократов равнялись 1-10 млн единиц. Если кому-то сейчас вздумалось просуммировать, не забудбьте о распределении Зипфа (Ципфа). А главное, о том, что предложенная модель не описывает реальность, а упрощенно описывает некий подход к анализу оной, некую парадигму.

Юниты средней и низшей аристократии, чиновничества, предпринимателей равнялись от одной до миллиона единиц. Остальные были не в счет.

Самое время задать один вопрос.

LEGO переориентировались на взрослую аудиторию, закрывающую гештальты нищего детства. Т.е. на бородатых хипстеров и домохозяек, которым предлагают собирать конструктор из франшиз их молодости под видом медитативного релаксирующего процесса. Звездные воины, Гари Поттер и даже сериал Друзья.
Всё правильно, а хули еще делать, когда твои нейронные связи объявляют все новое говном и не хотят радоваться.

- Сиди, собирай LEGO, мудак!
А тут ведь как в анекдоте про велосипед, которого не было в детстве.

И LEGO тоже делать нечего, выкупить Minecraft не потянули, а его собственные аналоги не взлетели прежде всего из за скандалов с постройками. Современные дети предпочитают строить и грифить хуи друг друга виртуально, но не из LEGO.

Прошло почти двадцать лет после революции, лапотный царизм повержен, всех врагов-буржуев убили или выгнали; выросло еще одно поколение. Тот самый Сталинский довоенный рай, по которому так тоскуют любители твердой руки и олдового тру совка:

Сегодня же мы остановимся на самой увлекательной для русского читателя части биографии Луи-Фердинанда Селина — поездке в сталинский СССР в 1936 году.
Французский писатель оставил, наверное, самое живописное описание ужасов и уродств большевистского Ленинграда в мировой литературе, а советский режим немедленно его объявил своим врагом и запретил публикации его книг. Таковым Селин и оставался даже после своей смерти — вплоть до крушения СССР.

Но так, конечно, было не всегда. После оглушительного успеха «Путешествия на край ночи» (1932) поверхностные коммунисты решили, что имеют дело, если не с единомышленником, то как минимум с союзником. В глазах красной общественности роман выглядел пацифистской книгой, «отразившей ужас буржуазного существования». Более того, Лев Троцкий стал большим поклонником творчества Селина. «Луи-Фердинанд Селин вошел в большую литературу как другие входят в свой собственный дом. Зрелый человек, искушенный в медицине и искусстве, наделенный абсолютным презрением к академизму и исключительным чутьем к жизни и языку», — писал с восхищением Лейба Бронштейн.

Во многом с подачи Троцкого жена Луи Арагона и сестра Лили Брик, Эльза Триоле (на самом деле Элла Каган), сделала первый перевод «Путешествия» на русский. Книга вышла в Москве уже в 1934 году. Правда, с большими купюрами и в весьма кастрированном виде. Тем не менее, это был первый перевод Селина, а сам писатель был признан советскими благонадежным, что открывало любознательному французу дорогу в Советский Союз. Тогда коммунисты даже и не подозревали, с кем на самом деле связались.

Селин отправился в сталинский Ленинград уже в 1936 году. Первое свое впечатление о прелестях советского режима писатель изложил на открытке с видом из Зимнего дворца. Подпись была следующая: «Говно! Если это будущее, следует наслаждаться гнусными условиями нашего существования». После возвращения в Париж Селин разразился серией антикоммунистических и антисемитских памфлетов: «Mea culpa» («Моя вина») и «Безделицы для погрома». Советский Союз произвел неизгладимое впечатление на писателя. После возвращения из страны рабочих и крестьян Селин стал последовательным врагом коммунизма и даже полюбил Гитлера (правда, ненадолго). С тех пор из книги в книгу он не уставал повторять про «весёлый коммунизм сранья». Наиболее широкими мазками картина советского Ленинграда 30-х предстает в «Безделицах».

Селин как профессиональный врач первым делом решил оценить уровень здравоохранения в СССР и отправился на экскурсию в местную венерологическую больницу. Тут дадим слово самому автору: «„Святой Людовик“ (парижская венерологическая больница — ред.) кажется величественным замком в сравнении с этой грязной, задрипанной конурой, этим забытым Богом и людьми строением, напоминающим заброшенный морг… я много лет служил в кавалерии, но никогда, я уверен, ни один полковой ветеринар не позволил бы даже на один вечер разместить эскадронных лошадей в подобном жутком, помоечном месте. Я видел множество больниц, причем везде, и в городах, и в деревнях… плохих, очень плохих, превосходных, примитивно оборудованных, но такого, чтобы в больнице отсутствовало самое элементарное, самое необходимое для ее мало-мальски нормального функционирования, такого я больше не видел нигде».

Дальше Селин в красках описывает грязь и антисанитарию, царящие в советской больнице. Особенно поразило французского дипломированного медика, что самые очевидные правила гигиены не соблюдают даже сами врачи. Кульминацией сцены стал диалог с заведующим больницы: «Я снова захожу к заведующему, еврею, этот-то типичный еврей… так же, как его секретарь… оба говорят по-немецки… Они тут же, видимо, желая обратить меня в свою веру, раскладывают передо мной целую кипу замечательных планов, зарисовок… эскизов, проектов, диаграмм, огромных докладов. Однако, все это имеет отношение исключительно к Будущему… Когда-нибудь здесь построят великолепную больницу… Но будущее меня не интересует, я в него не верю… Это иудейская астрология. Меня же всегда интересовало только настоящее». Впоследствии Селин неоднократно будет называть обещания счастливого будущего главным признаком еврея. Эту мудрость он почерпнул в советской венерологической клинике.

При этом француз не устает восхищаться красотой и величием самого Петербурга. В начале описания нашей имперской столицы Селин вешает дисклеймер — большевики к этой красоте и величию не имеют никакого отношения. Более того, они даже не в состоянии нормально содержать город. «Все улицы обрушились, фасады домов осыпаются… Это ужасно… А ведь в своем роде это один из самых прекрасных городов мира… наподобие Вены… Стокгольма… Амстердама… поверьте мне. Чтобы составить представление о его красоте… Вообразите себе на минуту… Елисейские Поля… но в четыре раза шире и все затопленные бледной водой… это Нева… Она простирается вдаль… туда, к мертвенно-бледной шири… к небу… морю… еще дальше… к своему устью в самом конце… в бесконечность, откуда навстречу нам поднимается море… Море!.. оно охватывает весь город!.. полупрозрачное… фантастическое, напряженное… как ладонь могучей руки… на его берегу… раскинулся город… дворцы… еще дворцы», — восхищается Селин. Дальнейшее строчки о Петербурге наполнены совершенно неподдельным восторгом, а само описание города может служить замечательным эпиграфом к любому путеводителю. При этом Селин отдельно отмечает, что такой город могли построить только «выдающиеся личности». Жаль, что теперь он достался варварам.

Одно из самых потешных и злобных описаний досталось советскому театру. Как и положено, французского интуриста повели в Мариинку. Публика в театре произвела на Селина не меньшее впечатление, чем обитатели венерологической клиники, так что его просто нельзя здесь не воспроизвести: «В царской ложе сидят местные партийные боссы… Рабочие в выходных костюмах сидят на галерке. А в первом ряду — евреи в очках… среди них есть несколько заросших пышной шевелюрой… „а-ля Бакунин“… Ветераны революции. Настоящий паноптикум. Фарс!.. Это похоже на издевательство!.. На балконах толпятся колхозники… инженеры… чиновники… и наконец стахановцы… самые шумные, болтливые и фанатичные сторонники режима… их очень много, это горячечные… одержимые… эксгибиционисты… кажется, остальные присутствующие в зале зрители их не очень-то жалуют… Весь партер, все балконы переполнены… то тут, то там мелькают носатые студенты в белых кепках с красными лентами. типичные французские жидки… чувствуется преемственность политических идей».



Кульминационным моментом всей ленинградской Одиссеи Селина становится посещение издевательской выставки в Царском Селе, посвященной последнему русскому императору и его семье. Нигилист и правый анархист Селин приходит в натуральный ужас от глумления над памятью убитых Романовых. Свои чувства вполне ярко и красноречиво он описывает в диалоге с советской переводчицей (и чекисткой) по дороге из Царского Села. Тут даже у такого человека, как Селин, сдают нервы: «Все вы убийцы! — заорал я на нее… — даже хуже, чем убийцы, вы святотатцы, насильники и вампиры!.. Вы настолько извратились, что глумитесь над покойниками… у вас уже не осталось ничего человеческого… Почему бы вам не заказать их восковые фигуры?.. как у Тюссо?.. с зияющими ранами?.. и копошащимися в них червями?» Селин был вне себя от ярости и чуть не выбросил советскую переводчицу из машины. «Меня переполняла жуткая злоба! Я почувствовал себя совсем русским!» — такими словами заканчивает сцену французский писатель.

Поездка в СССР во многом стало поворотным моментом для формирования взглядов Селина. После выхода «Mea culpa» и «Безделиц для погрома» он пишет еще серию памфлетов: «Школа трупов» и «Попали в переделку». Эти работы окончательно развеяли миф о левизне писателя, а некоторые из них запрещены во Франции до сих пор. Столкновение с советской реальностью сделало из Селина абсолютного антисемита и сторонника режима Виши. Впоследствии она разочаровался и в нацистах, о чем написал целую трилогию. Несмотря на то, что в послевоенной Франции Селин подвергался массовой травле, своим взглядам он не изменял до самой смерти. И их истоки во многом берут начало из советской венерологической клиники.

Свят Павлов

И как таймит!

Проснулся? - Завтракать!

Внутри огромная подборка моего и вашего (если вы моего поколения, конечно) детства.

Это детство узкой возрастной группы середины и конца 80-ых, в семье людей, переживающих стремительный рост уровня жизни. Переезд из Саратовской области (где учились) на Дальний Восток - перехода от деревянного колодца во дворе гнилой избушки (видимо выделили в селе как молодым специалистам) к своей панельке (инженеры ее и строили), и строительству своего дома.
С покупкой машины Мазда и мопеда Хонда, попыткой в бизнес.

И его (уровня) стремительное падение с развалом страны, в диких условиях без электричества (рукодельные свечи в тюбиках из под шампуня или клея), зарплат, работы и будущего.
Переезд в Среднюю полосу, Оренбургскую область, к родителям отца, от нарастающего беспредела.
В условиях открытых границ, американской гуманитарки, пирамид, бандитов и полного набора 90-ых.

А детям везде хорошо. Мы были детьми из Fallout - никому ненужными (нечего взять) среди советского постапокалипсиса.
Много ли нам надо? Утиные истории по выходным, приставка и мопед Хонда (единственное что удалось перевезти с ДВ).

А родители, когда потеряли все деньги, в петлю хотели и только из за двух мелких детей не самовыпилились и пошли стартовать нагишом, с камнем, и бабкиной квартирешки, выживая на её пенсию.
Я помню что у тебя там адища была, с интересом бы почитал еще твои воспоминания и подробности.

Но скажи сначала, в каком году ты родился?

У нас с Владимиром Георгиевичем то разница в возрасте приличная, а в детстве даже 3 года - ощутимая разница в эпохах детских интересов, а 5 лет это уже разные поколения.
А у тебя со мной разница в возрасте, т.е. с ним у тебя два поколения детей разница, реальная пропасть.
Ты по-моему попадаешь вообще в самое мясо, родившихся в конце 70-ых, начале 80-ых, там в живых и ненаркоманов очень мало. Максимальная деградация советской молодежи (оттуда весь этот падиковский репчик и все песни про наркоту и бухло).

Мы на фоне этого периода в эльфийской роще родились, нас например наркомания обошла т.к. мы ее застали в пике (НА КАЖДОМ ЭТАЖЕ ВАРИЛИ!), но мы не были клиентами т.к. не были даже подростками.
А потом нас спас компьютерный клуб (а не притон), и интернет. Ушли в мир эльфов в самом прямом смысле.
Значит человек несложной рефлексии, её фон для каждого свой, нет унификации.
Кто то жалеет котяток, кто то индифферентен, а кто то им бошки откручивает.

Гуманитарии как правило в детстве остаются навсегда, они этот личностный конструкт проносят через жизнь, что позволяет тонко чувствовать социальные, ментальные и духовные материи, как бы это странно не звучало.

Галковский только и говорит что об отце и детстве.
Для меня выход из детства, точнее частичный выход, огромная потеря, с которой не смирился до сих пор. Я совершенно не изменился с того времени, лишь приспособился и появилась борода.
Я вообще не понимаю как можно получить вновь эту суперсилу, чувствовать жизнь 3-7 летним ребенком. Как будто у меня отняли половину цветов, процентов 80 запахов, и процентов 90 абсолютного счастья.

Придется оснащать автоматическими пушками на плечо, как у Хищника, с управлением через шлем как у пилотов. Пока не доделают автоматическую левитацию, чтобы освободить руки.

А потом так будут пиццу доставлять.

Крутейший текст для 1% моих читателей:

Отзывы на кончину принца Филиппа разделились; кто-то отозвался с похвалой об этом человеке и его долгой жизни, кто-то заметил, что придавать такое значение мирной кончине человека в глубокой старости просто потому, что он - королевских кровей, незачем, и вообще чего это нам, русским людям восхищаться британской монархией. Отношения между Российской и Британской Империями часто бывали напряженными - как оставляют желать много лучшего и текущие отношения между Россией и Британией.

Да и в англоязычной прессе можно было найти немало резких отзывов о покойном - говорили о том, что юмор его был неприличен и груб, и вообще британский королевский дом, утратив то, что характерно для аристократии в прошлом - чувство долга - сохранил холодную снобистскую надменность, соединив, таким образом, худшее в обоих мирах, традиционном и современном.

Принц Филипп вырос в гораздо более жестоком и требовательном мире, где из мальчиков воспитывали суровых воинов

​

- он успел послужить той империи, где не заходило солнце, где белый человек нес свое гордое бремя, в то время, когда разразилась Вторая Мировая, в которой Филипп принял участие.

В общем, как подчеркивают газеты, это был мир жестокий, несправедливый, и, во многих отношениях, варварский. Этот мир остался в прошлом - как нам пишут - и туда ему и дорога.

Все это отчасти верно - но в чем же причина той привлекательности, которую последний из сколько-нибудь заметных монарших домов Европы - британский - продолжает сохранять для всего мира, включая Россию?

Конечно, этот дом умирает, можно сказать, естественной смертью, от утраты сознания своей миссии и нужности. Престарелая королева Елизавета, будет, видимо, последней, кого можно будет назвать этим словом. Но до конца не выветрившийся аромат монархии продолжает висеть в воздухе, сохраняя странную привлекательность.

В чем эта привлекательность? Монархия - это нечто гораздо большее, чем "власть одного". Диктаторы ХХ века - никоим образом не монархи, и когда Сталина называют "красным монархом" это не больше, чем злая насмешка.

Монархия - это нравственная и религиозная идея, которая предполагает, что во главе страны стоит не выборный чиновник, полномочия которого опираются на голоса избирателей, и не "вождь", который объявляется избранником "истории", но на самом деле является кем-то вроде "крысиного волка", который просто успешно перерезал всех конкурентов.

Монархическое правление - это ответственность, которую возлагает на человека Бог; между монархом и народом существуют отношения завета - глубокой взаимной преданности и доверия. Узы между государем и народом - это узы любви и религиозного долга, а не выгоды или принуждения.

Монарх опирается на аристократию - сословие, которое служит государю и государству, культуру, в которой поддерживаются определенные ценности - верность, преданность, отвага, изысканная вежливость, которая сочетается с яростной воинственностью, дух жертвенного служения. То, что в английском языке обозначалось словом gentleman - откуда это слово вошло во все языки. Но в самом явлении, конечно, нет ничего специфически британского.

​

Это идеалы любой аристократии - в том числе, нашей, русской. Аристократ - это носитель идеала; это человек, ценности, манеры, поступки которого являются образцом для подражания. Национальная культура любой европейской страны - это культура, прежде всего, аристократическая.

Конечно, не от хорошей жизни - большую часть истории основная масса народа была занята выживанием, и культуру могли себе позволить только высшие слои общества. Но культурный прогресс означал, что представления этих высших слоев просачивались вниз - люди хотели подражать аристократам и делали это.

Пушкин был дворянином, писавшим для дворян - а теперь его поэзия принадлежит всем.

Мы, в России, пережили - а Запад переживает сейчас - период яростного антиаристократизма.

В советской школе нас учили, что дворяне - это распущенные паразиты, которые жировали за счет угнетенных народных масс. Крепостники, угнетатели, отвратительные и абсолютно бесполезные типы, которые были справедливо уничтожены революцией. В какой-то советской детской книжке, посвященной событиям французской революции, приводился текст песни Ca ira - "На фонари аристократов!"

Множество разоблачителей заявят, что аристократы - в России или где бы то ни было еще - были далеки от идеала. Это верно - никто не совпадает со своим идеалом. Но весь антиаристократизм стоит на том, что идеала и быть не должно.

Идеал означает уровень, на который вы ориентируетесь, к которому стремитесь, который считаете должным и правильным - даже если вы его не достигаете. Когда люди стремятся к идеалу - они не достигают его, но оказываются гораздо ближе к нему, чем те, кто и не пытается.

Антиаристократизм говорит, что весь идеал - ложь и обман, что честных, верных, вежливых и отважных людей вообще не бывает, и мы можем позволить себе быть совершеннейшими скотами - потому что перед кем же нам стесняться?

Аристократия задает норму - это нормально, хорошо и правильно честно служить государству, тщательно держать свое слово, проявлять сдержанность и самодисциплину. Современный мир восстает против самого понятия нормы, которая воспринимается им как невыносимое угнетение.

Параноидальная "борьба с расизмом", на которую мы из России смотрим со смесью насмешки и изумления, близко к тексту воспроизводит наш опыт большевизма - когда люди борются с "белым супремасизмом в музыке", усматривая злейший расизм в нотной грамоте, это не ненависть к "белой расе", тем более, что и сами-то борцы по большей части белые. Это ненависть к высокой культуре, приобщение к которой требует дисциплинированных усилий.

Имея дело с более высокой, развитой, уточненной культурой, мы можем попытаться воспринять ее - как, в нормальном случае, другие сословия воспринимают культуру аристократии - а можем попытаться ее уничтожить, как большевики или родственные им BLM.

Когда у вас нет аристократии как идеала и образца для подражания, в образцы выбивается что-то мало годящееся на эту роль - поп-звезды (И какие? Моргенштерн, например), богачи, спортсмены или политики.

Однако в людях еще жива тяга к аристократии - и к тем немногим местам, где она еще не исчезла совершенно.

Кончина принца Филиппа - это уход эпохи, где мужчина должен был выглядеть и вести себя как мужчина, женщина была похожа на женщину, а идеал того, какими они должны быть, всерьез провозглашался, и люди, хотя бы, стремились ему следовать.



Конечно, нам могут сказать, что эти качества, возможно, были востребованы в ту грубую и жестокую эпоху, когда эти мужчины должны были править империями и вести страшные войны, а женщины - их поддерживать. Теперь, когда все эти ужасы позади, весь культ долга и самоконтроля можно сдать в утиль.

Проблема в том, что когда вы сносите те заграждения против одичания, которые воздвигались веками, думая, что варварство никогда не вернется и вам никогда не придется сражаться, вы неизбежно приближаете нашествие варваров. Изнутри (как это было с большевиками) или снаружи, но они не замедлят явиться.

И та смутная тоска по аристократизму, которая проявилась в реакции на уход принца Филиппа, это, скорее, хороший признак. Было бы гораздо хуже, если бы отозвались только те, для кого любая аристократия - это страшное оскорбление их идеалу выравнивания по наименьшему общему знаменателю.

ПЛЮМ: Элитный Резерв
И паблик крутейший, рекомендую подписаться пока его не выпилили.

Как выглядят современные экономические воины? А вот так.
Грузишь 400-метровый контейнеровоз, чтобы от тяжести сел на мель, рисуешь послание, перегораживаешь канал.



Меняются глобальные цены на нефть, идут миллиардные убытки.